Электроды внутри бака заменились микрозеркалами с цилиндрическими осветителями. Один из ассистентов встал за пульт телеуправления. На экране возникла вогнутая поверхность, покрытая зернистым налетом и тускло отражавшая лучи осветителя, – стенка бака. Плавно поворачивалось зеркало. Эон Тал заговорил:
– Рентгеном просветить трудно, слишком сильна изоляция. Приходится применять более сложный способ.
Вращение зеркала отразило дно сосуда и на нем два белых комка в форме неправильных шаров с ноздреватой, волокнистой поверхностью. Комки походили на плоды недавно выведенной породы хлебных деревьев, достигавшие семидесяти сантиметров в поперечнике.
– Присоедините ТВФ к вектору Грим Шара, – обратился биолог к помощнику.
Ученый, едва убедившись в правоте общих предположений, прибежал в лабораторию. Близоруко щурясь вовсе не от слабости зрения, а по привычке, он оглядывал приготовленные аппараты. Грим Шар не походил на знаменитых ученых, которые, как правило, отличались внушительным видом и властностью характера. Эрг Hoop вспомнил Рен Боза с его застенчивой мальчишеской внешностью, так не соответствовавшей величию его ума.
– Вскройте заделанный шов! – скомандовал Грим Шар.
Механическая рука взрезала слой твердой эмалевой массы, не сдвинув с места тяжелую крышку. Шланги с газовой смесью подключились к вентилям. Сильный прожектор инфракрасных лучей заменил железную звезду.
– Температура… сила тяжести… давление… электрическая насыщенность… – повторял показания приборов находящийся у них ассистент.
Спустя полчаса Грим Шар обернулся к астролетчикам.
– Пойдемте в зал отдыха. Нет возможности предугадать время оживления этих капсул. Если Эон прав, то это произойдет скоро. Дежурные предупредят нас.
Институт Нервных Токов был построен далеко от жилой зоны, на окраине заповедной степи. Земля на исходе лета стала сухой, и ветер уносился вдаль с особенным шелестом, проникавшим в настежь открытые окна вместе с легким запахом подсушенных солнцем трав.
Трое исследователей в удобных креслах погрузились в молчание, поглядывая в окна поверх раскидистых деревьев на марево далекого горизонта. Время от времени кто-нибудь закрывал усталые глаза, но ожидание было слишком напряженным, чтобы задремать. На этот раз судьба не испытывала терпения ученых. Не прошло и трех часов, как вспыхнул экран прямого соединения. Дежурный ассистент едва сдерживал себя.
– Крышка шевелится!
В одно мгновение все трое оказались в лаборатории.
– Закройте наглухо руфолюцитовую камеру, проверьте герметичность! – распорядился Грим Шар. – Перенесите условия планеты в камеру.
Легкое шипение мощных насосов, посвистывание уравнителей давления – и внутри прозрачной клетки оказалась атмосфера мрака.
– Увеличьте влажность и насыщение электричеством, – продолжал Грим Шар.
Резкий запах озона поплыл по лаборатории.
Ничего не произошло. Ученый нахмурился, окидывая взглядом приборы и силясь сообразить, что упущено.
– Нужна тьма! – вдруг раздался четкий голос Эрга Ноора.
Эон Тал даже подпрыгнул.
– Как я смог забыть! Грим Шар, вы не были на железной звезде, но я!..
– Поляризующие ставни! – вместо ответа сказал ученый.
Свет померк. Лаборатория осталась освещенной лишь огнями приборов. Ассистенты задернули пульт шторами, и все погрузилось во мрак. Кое-где едва мерцали точки самосветящихся индикаторов.
Дыхание черной планеты пахнуло в лица астролетчиков, воскресив в памяти страшные и увлекательные дни тяжелой борьбы.
Прошло несколько минут молчания, в котором слышались лишь осторожные движения Эона Тала, настраивавшего экран для инфракрасных лучей с поляризующей ширмой, предупреждавшей отбрасывание света.
Слабый звук и тяжелый удар – это упала крышка водяного бака внутри руфолюцитовой камеры. Знакомое мерцание коричневых вспышек – это щупальца черного чудовища появились над краем бака. Внезапным прыжком оно взлетело вверх, простираясь покрывалом тьмы на всю площадь руфолюцитовой камеры, и ударилось о прозрачный потолок. Тысячи коричневых звездочек заструились по телу медузы, покрывало выпучилось куполом, как от дуновения снизу, и медуза уперлась в дно камеры собранными пучком щупальцами. Таким же черным призраком поднялось из бака второе чудовище, невольно внушая страх своими быстрыми и беззвучными движениями. Но здесь, за прочными стенами опытной камеры, окруженные управляемыми на расстоянии приборами, порождения планеты мрака были бессильны.
Приборы измеряли, фотографировали, определяли, вычерчивали сложные кривые, раскладывая устройство чудовищ на разнообразные физические, химические и биологические показатели. Ум человека вновь собирал эти разнокачественные данные, овладевая устройством неведомых порождений ужаса и подчиняя себе их.
С каждым пролетавшим незаметно часом Эрг Hoop убеждался в победе.
Все радостнее становился Эон Тал, все оживленнее Грим Шар и его молодые ассистенты.
Наконец ученый подошел к Эргу Ноору.
– Вы можете идти со спокойным сердцем. Мы останемся до конца исследования. Я боюсь включить видимый свет – здесь черным медузам нет от него убежища, как на их планете. А они должны ответить на все, что мы хотим знать.
– И вы будете знать?
– Через три-четыре дня наше исследование станет исчерпывающим для нашего уровня знаний. Но уже сейчас можно представить, каково действие парализующего устройства.
– И лечить Низу?
– Да!
Только теперь Эрг Hoop почувствовал, какую большую тяжесть носил он в себе с того черного дня, дня или ночи!.. Да не все ли равно! Дикая радость наполнила этого всегда сдержанного человека. Он с трудом преодолел нелепое желание подбросить Грим Шара в воздух, трясти и обнять маленького ученого. Эрг Hoop поразился самому себе, успокоился и минуту спустя обрел свою всегдашнюю сосредоточенность.
– Как поможет ваше изучение борьбе с медузами и крестами в будущей экспедиции!
– Конечно! Теперь мы будем знать врага. Но разве состоится экспедиция в этот мир тяжести и мрака?
– Я не сомневаюсь в этом!
Теплый день северной осени едва начался.
Эрг Hoop шел без обычной стремительности, переступая босыми ногами по мягкой траве. Впереди, на опушке, зеленая стена кедров переплеталась с облетевшими кленами, похожими на столбы редкого серого дыма. Здесь, в заповеднике, человек не вмешивался в природу. Своя прелесть была в беспорядочных зарослях высоких трав, в их смешанном и противоречивом, приятном и резком запахе.
Холодная речка преградила путь. Эрг Hoop спустился по тропинке. Ветровая рябь на пронизанной солнцем прозрачной воде казалась зыблющейся сеткой волнистых золотых линий, наброшенной на пестрящуюся гальку дна. Незаметные кусочки мха и водорослей проплывали в воде, и под ними бежали по дну пятнышки синих теней. За речкой клонились по ветру лиловые крупные колокольчики. Запах влажного луга и багряных осенних листьев обещал радость труда человеку, потому что у каждого в уголке души еще гнездился опыт первобытного пахаря.
Яркая желтая иволга уселась на ветку, издавая насмешливый и самоуверенный свист.
Чистое небо над кедрами посеребрилось взмахом широкого крыла пенистых облаков. Эрг Hoop углубился в припахивающий горьковатой кедровой хвоей и смолой сумрак леса, пересек его и поднялся на холм, вытирая намокшую непокрытую голову. Заповедная роща вокруг нервной клиники не была широкой, и Эрг Hoop скоро вышел на дорогу. Речка наполняла каскад бассейнов из молочного стекла. Несколько мужчин и женщин в купальных костюмах выбежали из-за поворота и понеслись по дороге между рядами пестрых цветов. Вряд ли осенняя вода была теплой, но бегуны, подбодряя друг друга смехом и шутками, ринулись в бассейн, веселой кучей сплывая вниз по каскаду. Эрг Hoop невольно улыбнулся. Где-то на местном заводе или ферме настало время отдыха…
Никогда еще родная планета не казалась такой прекрасной ему, проведшему большую часть своей жизни в тесном звездолете. Великая благодарность переполняла Эрга Ноора ко всем людям, к земной природе, принимавшим участие в спасении его рыжекудрого астронавигатора – Низы. Сегодня она сама пришла ему навстречу в сад клиники! После совещания с врачами они решили поехать вместе в полярный невросанаторий. Как только удалось разомкнуть паралитическую цепь, устранив устойчивое торможение в коре мозга от разряда щупалец черного креста, Низа оказалась совершенно здоровой. Требовалось только вернуть былую энергию после столь долгого каталептического сна. Низа, живая, здоровая Низа! Какое счастье! Как ново и неожиданно ярко это чувство, переполнившее его душу.